Пятеро их были. Лежали в коробке из-под микроволновки. Скулили, шуршали коготками по плотному картону. Четверо нормальных и один одноглазый. Трех — красивых, с рыже-белыми пятнами на боку и черной кляксой на лбу — забрали сразу, не успела старушка встать на углу улицы и положить у коробки картонку: «В добрые руки». Остались серенький и одноглазый. Так и лежали они, прижавшись друг к другу, и дрожали, когда какой-нибудь прохожий брал их в руки. Серенького брали чаще. Сюсюкались с ним, смотрели на зубы и зачем-то под хвост. Одноглазого не брал никто. Потеряв теплый бок брата, он жалобно скулил. А когда серого возвращали обратно, тотчас успокаивался.
— Звонкий, милок, — улыбнулась старушка очередному прохожему, смотря, как елозит в его руках серенький.
— Большой будет?
— Большой, — ответила она, вспомнив свою зеленоглазую Багрянку.
Прохожий кивнул, не заметив блеска в глазах.
— Злой?
— Как воспитаешь, милок. Все от тебя зависит. Либо друга он в тебе видеть будет, либо врага. Либо защитит, либо сбежит.
— А этого-то чего не утопила? Хворый же.
Старушка поджала губы и улыбнулась, посмотрев на скулящего в коробке щенка.
— Хворый, — согласилась она. — Но и хворый найдет любящее сердце.
— Давай я его возьму. Забавный он. Другу подарю.
— Серенького бери, а этого не дам.
Одноглазый остался один. Первое время он пищал от страха, искал теплый бок брата. И на старушку смотрел блестящим глазом. Словно требуя ответа. А она, завернув щенка в теплый платок, прижимала его к сердцу, баюкала.
Дни летели, сменяя друг друга, а старушка так и стояла на углу улицы, рядом — коробка с одноглазым и побледневшая картонка: «В добрые руки». Стояла молча, не зазывая людей. Лишь улыбалась, когда кто-то останавливался рядом.
— Почем щенок?
— Бесплатно.
— Выбрось его, мать. Кому он нужен?
— Кому-то нужен, но не тебе.
— Дурная ты, бабка.
— Какая есть, но тебе не дам. И не проси.
Так и стояла она на углу, провожая прохожих взглядом подслеповатых глаз. Иногда улыбалась на сюсюканье, иногда поджимала губы, когда щенок начинал вырываться. Мокла старушка под дождем, но не сдавалась. Ждала, ждал и одноглазый…
— Здравствуйте!
Тут из-под платка высунулась щенячья мордочка. Прохожий улыбнулся, протянул руку. Одноглазый понюхал руку незнакомца и, лизнув ее горячим язычком, заставил его рассмеяться.
— Понравился ты ему. Сколько человек к нему подходило, только ты ему приглянулся.
— Да. Похожи мы с ним. Можно подержать?
— Нужно, милок. Не к каждому он так идет.
— Не бойся, маленький. Значит, не нужен ты никому?
— Нужен. Да только я лишь бы кому, не отдам. Сколько в нем любви, посмотри!
— Вижу. Только не нужна его любовь никому.
Он снял очки — один его глаз был ясно-голубым, а второй был мутным, смотрящим в пустоту.
— Вижу, что дом твой пустой и холодный. И в сердце давно нет тепла.
Одноглазый же, свернувшись на руках мужчины калачиком, сладко задремал.
— Сколько вы за него хотите?
— Люби его, как он тебя любит. Вот и все, что я хочу. И хворым нужно любящее сердце. Оно им нужнее всего.
…Теплый дождь хлынул на землю. Дождь знал, что одноглазый нашел не только добрые руки, но и любящее сердце. Хворым оно нужнее всего.
_80x60_0f7.jpeg)